Когда-то давно Эллиот Удо был известным в Нью-Йорке джазовым пианистом и композитором. Но случилось несчастье: он потерял младшего ребенка. Дальше последовал развод, отчаяние, и Эллиот захотел начать всё с чистого листа. Он приезжает к Париж к своему другу Фариду, который как раз открывает джазовый клуб на окраине столицы. Новое дело вдохнуло в Эллиота жизнь, он снова начинает писать музыку — на этот раз для нового и очень талантливого коллектива с роскошной солисткой Майей. Клуб под лаконичным названием The Eddy (в переводе с английского — «Водоворот» или «Вихрь») постепенно становится известным. Однако, чтобы обеспечить заведение спиртными напитками и современной техникой, Фарид тайком ввязывается в криминальные махинации. Вскоре Эллиот находит друга мертвым рядом с клубом, и ему предстоит в одиночку решать множество проблем: полиция хочет закрыть The Eddy, джаз-бэнд на грани распада, а теперь еще и мятежная дочка прибыла из Нью-Йорка в надежде сблизиться с отцом.
Как ни странно, режиссера Дэмьена Шазелла, обласканного наградами и любимого публикой за фильмы «Одержимость» и «Ла-Ла Ленд», трудно назвать автором от кинематографа. Он прекрасный стилист, но собственный стиль Шазелл, в сущности, так и не выработал. В его картинах, включая байопик космонавта Нила Армстронга «Первый человек», нетрудно найти общие мотивы, но они не складываются во что-то оригинальное и присущее только одному Шазеллу. С другой стороны, есть одна вещь, с которой, после «Одержимости» и в особенности «Ла-Ла Ленда» Шазелл стал ассоциироваться. И эта вещь — джаз.
Вряд ли кто-то будет спорить, что Шазелл заново открыл широкой публике джазовую музыку и вообще показал, что играть вживую всё еще модно и круто. Но стал ли кто-то всерьез слушать джаз после «Ла-Ла Ленда»? Весьма сомнительно. Дело в том, что Шазелл демонстрирует в своих лентах весьма поверхностный взгляд на музыку. Вернее, она становится у него частью этакой ретро-эстетики — чего-то давно произошедшего, некогда великого, что сейчас стало уделом лишь энтузиастов и романтиков. Шазелла вообще очень тянет к изображению аутентичного: даже если его фильмы разворачиваются в условной современности, они как будто призваны вызывать ностальгию и переносят в какой-то нереальный, сказочный мир. Это стремление к прошлому отразилось и в его «Первом человеке» — фильме настолько среднем, что остался разочарованным, кажется, и сам режиссер.
Когда Шазелл приступал к сериалу Netflix “The Eddy” (в русском переводе — «Бар „Эдди“»), он, по всей видимости, находился в творческом кризисе. Дэмьен сделал себе имя на «джазовых» лентах, а чуть отошел от привычной темы — тут же потерпел крах. Закономерно, что он решил вновь обратиться к музыке, но теперь совсем иначе — без условных студийных границ и продюсерских ожиданий, чтобы можно было творить для себя. Впрочем, в этот раз он работал не один, а взял в команду именитых композиторов Глена Балларда и Рэнди Кербера, записывавшихся со множеством культовых артистов. А еще сериального сценариста средней руки Джека Торна — видимо для того, чтобы тот собрал весь написанный хаос во что-то более-менее цельное.
Мотивы Шазелла вполне ясны. Чтобы снимать о джазе и живой музыке, нужно работать в той же разноголосице, импровизировать, но вместе с тем — слушать своих партнеров. «Бар „Эдди“» действительно создает впечатление чего-то намеренно сырого, недоделанного, хаотичного. (Возможно, причина еще и в том, что Дэмьен Шазелл поставил только первые две серии, а остальные уступил другим режиссерам, полностью посвятив себя функциям исполнительного продюсера.) Трудно отнести проект к определенному жанру: здесь переплетаются мелодрама, детектив, типичная история взросления и конфликт поколений. Сериал часто превращается в полудокументалку или фильм-концерт — так много здесь спонтанного, а выступления группы могут длиться почти половину часового эпизода. Формально и методологически создатели доносят мысль о том, что жизнь и музыка стихийно похожи, всякая судьба — песня с похожим мотивом, но сыгранным всегда по-новому.
Один из участников джаз-бэнда в сериале как-то скажет: «Музыка должна быть веселой». И этого простого правила, к сожалению, совсем не учли Шазелл и его команда. «Бар „Эдди“» медленно, но верно распадается на множество осколков и плохо сочетающихся ритмов. Волнующие сцены резко прерываются исполнением песен, а драматические мгновения столь же быстро сменяются убийствами и гангстерскими разборками. Отношения между многочисленными героями просто не выстраиваются, и, хотя персонажи обладают широкой экспозицией и бэкграундом, они совершенно не вызывают интерес. В одном из эпизодов — с похоронами Фарида — эмоциональный разрыв с героями чувствуется особенно. Создатели буквально рубят с плеча, разбавляя предельно трагичные сцены громкой музыкой и еще несколькими параллельно движущимися линиями персонажей. Как бы ни старались они выдать это за «фри-джаз», действие сериала буквально не передает никаких эмоций, кроме утомления. В «Баре „Эдди“» инструменты не сыгрались, в частности, потому, что он жаждет быть слишком серьезным, затронуть сразу все человеческие беды, которые якобы исцеляет живая музыка. Но как раз жизни-то этому произведению и не хватает.
Впрочем, «Бар „Эдди“» можно ругать за всё, что угодно, только не за отлично выдержанную атмосферу. Удачным решением было перенести действие куда-то на задворки Парижа. Город почти невозможно узнать, здесь нет привычных туристических мест, летних веранд и красивых видов с открыток. Фариду и Эллиоту, кстати, знающие люди так и говорят: ваш клуб совсем не французский. Бар расположен в районах для эмигрантов, по ночам здесь лучше не высовываться, и всё вокруг пахнет какой-то неустроенностью, неблагополучием.
В «Баре „Эдди“» хорошо получилось передать этот мотив одиночества, непринадлежности к чему-либо. Главный герой Эллиот, которого замечательно сыграл актер Андре Холланд, нигде в мире не чувствует себя дома. В Нью-Йорке он играл на сцене для «богатых белых», здесь же и вовсе стал чужаком, иностранцем, которого полиция считает соучастником преступления. Похожие чувства испытывают и члены джаз-бэнда. В особенности солистка Майя — ее роль досталась польской актрисе Иоанне Кулиг, уже игравшей певицу на распутье в фестивальном хите «Холодная война» Ежи Павликовского. Каждый герой здесь так или иначе обособлен чем-то: своей национальностью, цветом кожи, внешностью, социальными или психологическими проблемами. Мысль же, которую сериал с таким трудом и с помощью такого количества средств пытается донести до зрителя, чрезвычайно проста. Музыка наводит мосты между разными людьми. Судьба человека — сыграться с другими. И язык, с помощью которого только и можно найти истинное взаимоотношение, — язык нот.
Жаль только, что не этой мыслью руководствовались создатели. «Бару „Эдди“» катастрофически не хватает лаконичности. Это вроде и ода живой музыке, внутренней кухне музыкантов, и в то же время Шазелл как будто не доверяет джазу как драматургическому инструменту. Часто песенные номера говорят в сериале много больше, чем последующие диалоги, полные избыточных истерик, переигранной сентиментальности. И в результате после просмотра «Бара „Эдди“» возвращаться к исполненным трекам совсем не хочется. Они оставили слишком горький привкус утомительного ожидания: когда же киномузыканты наконец доиграют и можно будет пойти домой.
