Когда первым в деревне быть не получается, остается стать вторым в городе. Петербургский саксофонист Леон Суходольский — приверженец творческого метода под кодовым названием «я и лупер против всего мира». Материал он записывает в одиночку, для чего последовательно укладывает в каждую композицию звуковые петли, сыгранные на различных медных духовых инструментах (бас-кларнет, саксофоны, труба). И хотя от традиционного джаза этот метод далек — к композитору-минималисту Стиву Райху он куда ближе, чем к Майлзу Дэвису, — новаторским его назвать сложно. В последние годы с помощью ровно такого же приема сочиняли и записывали музыку канадец Колин Стетсон, норвежцы Бендик Гиске и Хакон Корнстад, американец Патрик Широиши, россиянин Александр Сереченко (solo.operator и Baritone Domination) и многие-многие другие джазовые духовики. Разница в нюансах — кто-то использует только саксофон и лупер, кто-то добавляет программируемые эффекты, кто-то фокусируется исключительно на импровизации.
Суходольского, похоже, совсем не смущает, что в головной вагон джаза, сочиненного подобным методом, он запрыгнуть не успел. Оставив славу первопроходцев другим, он занимается созданием узнаваемого почерка, и не без успеха. Прежде всего, он, в отличие от коллег по нише, остается (по крайней мере, пока) кабинетным ученым: конструирует достаточно сложную и многослойную музыку по кусочкам из фрагментов звуковых петель — вживую воспроизвести ее в одиночку на сцене вряд ли возможно. Но это часть общей задумки. Мотив одиночества и отказа от работы с публикой обыгрывается в дебютном альбоме «Hikikomori» с разных сторон. Неслучайно его концепция сложилась именно в пандемию, когда люди оказались заперты по домам и свели социальные контакты к минимуму. К интровертной схеме «делаю всё в одиночку» Суходольский довесил смысловую нагрузку. Термином «хикикомори» в Японии называют добровольный уход в затворничество — это популярное явление в стране, особенно среди молодежи. Отсюда и соответствующая музыкальная атмосфера — прохладный отстраненный звук, скроенный по меркам лейбла ECM. Поэтому, кстати, справедливее будет посчитать за творческий ориентир Суходольского не молодых современников Стетсона и Гиске, а музыканта постарше — Джона Сурмана, едва ли не самого известного саксофониста и кларнетиста лейбла ECM.
Влияние Сурмана чувствуется прямо со стартовой вещи «Violent Freedom» и усиливается к середине альбома. Там, где другие музыканты нагромождают каскады репетитивного звука, словно соревнуясь в его плотности, Ni! очень осторожно вводит зацикленные партии разных инструментов. Он отталкивается от мелодии, которая получает аккуратное обрамление и не пытается заполнить всё тело композиции звуком. Играет он мягко, вкрадчиво, гладко причесанно, а оттого, что почти не слышно технических шумов вроде дыхания и нажатия на кнопки, кажется, будто музыка совсем лишена плоти. Такой же волшебной, сказочной эфемерности в звуке любил, кстати, добиваться и Сурман. Но не феями и единорогами едиными — напористого грува Суходольский тоже не чурается. В «Kicked Out of the Bar», например, он играет колючими отрывистыми риффами. А в «Sawmill» опирается на раскачивающийся ритмический паттерн, сыгранный на калимбе и поддержанный щелчками пальцев. Звучать так по-разному — большое достижение (тому же Колину Стетсону это не всегда удается). Выстраивать внутреннюю драматургию альбома так, что его интересно слушать на протяжении внушительного хронометража в 52 минуты — достижение не менее важное. Наконец, писать «экспериментальную» музыку, которая интуитивно понятна любому слушателю, — настоящая победа. И какая, собственно, разница, кто первым вывел формулу этих экспериментов.
Слушать на Apple Music | Deezer | Яндекс.Музыка | Bandcamp
