Джазовая школа Lanote Education существует всего два года, но уже громко заявила о себе. Курсы и мастер-классы в ней ведут в очном и онлайн-формате именитые российские и зарубежные музыканты, а образовательные программы ориентируются на уровень лучших колледжей мира, таких как Музыкальный колледж Бёркли и Консерватория Амстердама. Лев Боровков и Александр Аношин поговорили с основателем Lanote Андреем Липатовым. Он рассказал «Джазисту» о своем витиеватом пути к джазу, секретах поиска правильных лекторов, а также радостях и горестях джазового образования в России.
— Ты окончил Бауманку, то есть по первому образованию ты технарь. Как ты пришел к джазу?
— Это интересная история! Я учился в хоровой музыкальной школе имени Чеснокова, и в наш репертуар входили, помимо прочего, несколько джазовых произведений, спиричуэлс. Уже тогда они меня завораживали. Музыку я люблю во всем ее многообразии: я занимался академическим вокалом, играл на разных инструментах, заслушивался работами Дмитрия Хворостовского, Oasis, Scorpions и саундтреками к известным фильмам. После школы я не видел в себе музыканта и ушел в технические науки, они мне давались. Но продолжал обмениваться дисками с друзьями, ходил на концерты. И шаг за шагом пришел к джазовым фестивалям. В свое время рядом с моим домом открылся клуб «Апельсин», где часто проходили концерты агентства «АртМания» — юбилейный концерт Анатолия Герасимова, фестиваль City Jazz. После одного из концертов я пришел домой и понял: хочу играть именно джаз. Начал гуглить, у кого в Москве можно поучиться. Нашел сайт «Джаз.Ру», зашел в раздел «Исполнители», листаю. Я тогда вообще ничего не знал про джаз. Но из-за своей стеснительности вряд ли бы обратился сразу к явно маститым музыкантам. И тут вдруг мне встретилась фотография молодого пианиста. «Уж он-то должен меня понять!» — подумал я. Написал ему, спросил совета. В ответ он прислал мне телефон своего педагога, мол, «больше ничем помочь не смогу, но у тебя всё получится». Номер был городской и я, увы, так и не дозвонился, несмотря на все попытки. Как ни странно, именно эти два человека в итоге сыграли в моей жизни решающую роль: молодой Евгений Лебедев впоследствии стал моим кумиром на долгие годы, а Евгений Станиславович Гречищев (именно ему я тогда не дозвонился) и вовсе дал мне возможность заниматься любимым делом и состояться в профессии. В класс Гречищева я попал только спустя три года. Всему своё время!
— С чего началась твоя преподавательская деятельность?
— Я вообще не думал, что буду джазовым педагогом. В Бауманке я окончил факультет Специального машиностроения по специальности «Космические летательные аппараты». Устроился работать инженером, сутки через трое, иногда — два на два. Параллельно поступил в Музыкальное училище эстрадного и джазового искусства. Было непросто. Со мной учились ребята значительно младше меня — например, в моей группе был чудесный пианист Арсений Рыков, он на восемь лет меня моложе. Я понимал, что они молоды, очень мотивированы, талантливы и всё свое время могут посвятить игре. А я работал. Условия были неравными, я уже задумывался о том, что, возможно, так и не смогу построить серьезную карьеру как исполнитель. Но колледж всё же окончил в 2015-м. И получил предложение пойти работать в школу.
— В обычную школу?
— Да, в государственную «музыкалку». Я как раз сутки отработал в офисе — бизнес-центр, стекло, всё новое, современное — и утром поехал на собеседование в школу. Контраст был впечатляющим: представьте обычное двухэтажное здание из советских времен на окраине города. Зарплату предложили вдвое ниже, чем у меня была. Переходить было страшно, но мне захотелось попробовать. Кстати, в государственной школе я работаю до сих пор — уже в другой, но неважно. Всё это время совмещаю.
— А как ты в Америку попал?
— Ходят легенды, что я учился в Америке. На самом деле я посещал двухнедельную летнюю школу Berklee College of Music, которая проходит в Италии, в Перудже, в партнерстве с Umbria Jazz Clinics. Поскольку Бёркли — колледж американский, многие думают, что я учился в США. В Америку я попал два года назад просто как турист. Поехал на зимний фестиваль, а заодно взял пару уроков у пианистов Фреда Хёрша и Нитая Гершковица.
— А с амбициями пианиста что в итоге стало?
— После колледжа вся исполнительская деятельность случалась постольку-поскольку. Не было в моей жизни периода, когда я занимался чисто исполнительской деятельностью и за счет нее обеспечивал себя. Два года я играл с оркестром C-Jam Club Jazz Orchestra Георгия Горбова. Это был очень интересный и насыщенный опыт: мы выступали со звездами — например, с пианистом Майклом Абене, басистом Аленом Кароном, органистом Рафаэлем Ресснигом, трубачом Джоном Маршаллом. Сольных концертов я не давал, хотя сочинял свои композиции и думал, что буду выстраивать свое трио. Но с трио не сложилось, к сожалению. В какой-то период со мной не хотели играть, потому что я был не очень ритмичен, коллектив не мог собрать. Тогда я переключился на другой свой проект — и создал школу Lanote. А потом уже и времени на игру не осталось.
Предпочитаю контролировать все процессы.
— Почему Lanote? Откуда такое слово?
— О названии я думал почти год. Размышлял очень серьезно: читал методички на тему нейминга, брал консультации, составлял списки вариантов, обсуждал их. В слово Lanote зашиты разные смыслы. LA — аббревиатура от «Липатов Андрей». К тому же La — нота ля, а note — нота. Note — еще и «заметка», «записывать», то есть музыкальное образование.
— На создание Lanote тебя вдохновила работа в государственной школе?
— Не только. Во-первых, в моей семье много педагогов, и мне самому нравится преподавать. Я с детства подсказывал другим ребятам, как решать задачки по алгебре, потом подрабатывал репетиторством по математике и физике. Во-вторых, когда я учился в музучилище, ездил на летние программы в Европу — Бёркли в Италии и трижды New York Jazz Masters в Польше. Мне очень понравился формат, который России был совсем не свойственен. На неделю-две съезжаются педагоги и студенты с разных концов земного шара, общаются, играют вместе. Невероятная атмосфера. Я захотел что-то подобное провести в Москве. Писал письма менеджерам, причем говорил прямо: я студент, хочу привезти в Россию европейскую школу, не знаю, как это делается и откуда брать деньги, но давайте попробуем. Мне, конечно, никто не ответил. В-третьих, я продолжал работать в школе и вел частную преподавательскую практику. Разработал свою программу на основе методики моего джазового учителя — Евгения Гречищева. Всё это дало мне хорошее понимание того, как строится учебный процесс в музыкальном образовании, как структурировать программу, как работать со студентами. А потом я съездил в Америку. И там понял: всё, пора. Вернулся — и в 2019-м запустил Lanote.
— Ты изначально придумал работать в онлайн-формате?
— Нет, первый год у нас были только очные занятия. Мы провели четыре интенсива, которые набирали мощность по нарастающей. Весной в школе было только три педагога. К лету их стало шесть, один из них — американский саксофонист Эрик Александер. А уже осенью интенсив проводило трио трубача Джона Рэймонда. Мы делали так: смотрели, кто из приезжающих в Россию музыкантов нам интересен, контактировали с теми, кто их привозит, и предлагали еще и дать мастер-классы. Схема оказалась удобной для всех. Мы получали именитых педагогов, а музыканты — возможность дополнительного заработка между концертами.
— А как на старте работала финансовая сторона дела? Ведь ты был молодым преподавателем в музыкальной школе с зарплатой в два раза меньше, чем у инженера… Откуда взялись инвестиции?
— Я много работал. Мы продавали места на первый интенсив с полной предоплатой — как будто покупаешь билет на концерт. В этой схеме почти нет расходов, которые приходится нести заранее, еще до самого мероприятия, — разве что аренда помещения. Провели интенсив, удалось выйти в небольшой плюс. Для меня это стало сигналом, что можно идти дальше, спрос есть. Дальше было по-разному, в определенный момент пришлось брать кредиты для развития проекта. Но я пока остаюсь единственным инвестором.
— Управляешь тоже в одиночку?
— Да. Сейчас мне помогают три человека, еще трое выполняют какие-то задачи вечерами после основной работы. Но хочется, конечно, чтобы люди переходили к нам на полную занятость и посвящали Lanote всё свое время. Постепенно мы к этому придем.
— Какой ты руководитель? Создается впечатление, что ты по-настоящему живешь и дышишь этим своим детищем. Удается делегировать?
— Я действительно предпочитаю контролировать все процессы, и с некоторыми людьми мы по этой причине не срабатывались. Но если я вижу, что человек справляется со своими задачами круто, я не буду вмешиваться в его работу. Пока делегировать сложно, от меня зависит слишком многое. Да и коллектив достаточно молодой: в прошлом апреле, когда запускалась онлайн-платформа, я был совершенно один.
— Ты ее своими руками запустил? Но программисты-то хоть были?
— Нет, всё делал сам с помощью конструктора сайтов. У меня накопился очень разнообразный профессиональный опыт, и это мне сильно в жизни помогает. Я когда-то зарабатывал созданием сайтов, причем любого профиля, даже для фермерского магазина. Сайт Гречищева — тоже наша с другом работа. Я много что делал в жизни: работал в банке, продавал кредиты по телефону, был помощником директора в музыкальной студии, подрабатывал курьером. Всё это потом когда-нибудь да пригождается. Что касается онлайн-платформы, получилось у нас в итоге так хорошо, что к нам сегодня приходят музыканты и педагоги и просят сделать для них что-то подобное. Сейчас в этой нише хаос. Так что мы собираемся развивать направление B2B, оказывать услуги другим компаниям по разработке курсов и подобных платформ.
Люди не верили, что Боб Столофф сам будет читать свой курс.
— У тебя было представление, как должен выглядеть идеальный онлайн-курс?
— Были какие-то ориентиры, но в итоге получилось сделать что-то совершенно свое. К идеалу, пожалуй, ближе всего удалось приблизиться с курсом «Меньше нот, больше смысла» Евгения Лебедева. Работа над ним велась около года: Женя прописывал тезисы, структурировал материал, потом мы вместе редактировали текст и записывали это всё. Привлекли целую съемочную группу во главе с талантливейшим режиссером Василием Мищенко, несколько камер. Мы ориентировались на курс Херби Хэнкока для платформы MasterClass, и по картинке вышло похоже: свет, близкое расположение инструментов. Я постоянно смотрю образовательные видео, подмечаю разные фишки, учусь. Но создание такого курса — достаточно дорогое удовольствие. Получается, конечно, красиво, но в целом это необязательно. У нас сейчас на платформе всего пять подобных курсов, остальные сняты чуть попроще. Мы плавно идем к созданию собственной студии, которая позволит нам обеспечивать крутые картинку и звук для всего контента. Но для этого нужны вложения. Обычные уроки у нас случаются в разных форматах: чаще всего это вебинары, причем некоторые мы снимаем на студии, а некоторые авторы записывают дома на фотоаппарат.
— А как ты привлекал международных звезд, когда они уже перестали ездить в Россию из-за пандемии?
— Первым свой курс для нас провел барабанщик Ари Хёниг, я просто написал ему на страницу в соцсети, он согласился. Потом были Рори Стюарт, Майк Морено, Аарон Голдберг, Грег Осби — всех их я знал по летним джазовым школам. Сейчас, если надо привлечь нового педагога, я просто отправляю список людей, которые с нами уже работали. Так гораздо легче соглашаются. У Lanote Education уже появляется какое-то имя, нас знают, мы не какие-то таинственные жители далекой от Америки России. Гитарист Джонатан Крайсберг рассказывал что, прежде чем дать согласие делать для нас курс, навел справки у Ари Хёнига — тот ответил, что всё нормально, и Крайсберг тогда дал свое «окей». При этом я всегда выбираю музыкантов, чье творчество интересно мне самому — например, Гретчен Парлато, которая у нас провела курс по поиску собственного голоса. Ну и большую роль играет то, способен ли спикер донести свой опыт до студентов. Музыкант не всегда профессиональный педагог. Часто приходишь на мастер-класс, а там он рассказывает какие-то байки из детства, и фанаты задают отвлеченные вопросы. Это общая беда и российских, и зарубежных спикеров.
— И как с ней бороться?
— У нас каждый курс, каждый урок имеет четкую идею. Когда, например, Саша Машин читает лекцию, посвященную чувству ритма, он не отклоняется от темы, а разбирает конкретную задачу. Но вообще, дизайн образовательных программ — это целая отдельная профессия. Перед тем, как кого-то позвать, я смотрю много видео в соцсетях, как этот человек преподает, что рассказывает, как строит свои уроки, пытаюсь понять, какой аудитории это будет интересно. Порой мы работаем с профессионалами самого высокого уровня. Когда мы анонсировали курс Боба Столоффа по импровизации, это было что-то невероятное: живая легенда, по его книжкам уже сорок лет занимаются все вокалисты. Нам стали писать и спрашивать, кто будет вести курс. Как кто, говорю, — Боб Столофф! Люди не верили.
Lanote — про вещи, которым не научат в музыкальной школе или училище.
— Кому в России интересно слушать онлайн-урок Гретчен Парлато или Рори Стюарта? Кто ваша аудитория? Это только профи?
— Концептуально онлайн-платформа задумывалась для профессионалов — молодых музыкантов и педагогов по музыке. Но вообще на наши интенсивы приходят студенты, любители. У каждой целевой аудитории свои интересы. Нам пока трудно ее узко сегментировать. Мы идем к тому, чтобы, условно говоря, Гретчен Парлато провела урок для детей 10–12 лет со средним уровнем подготовки — то есть прицельный продукт, а не мастер-класс для всех желающих. Вместе с этим появляется риск, что аудитория будет слишком сегментирована. Например, на курс для вокалистов барабанщик не пойдет, хотя потенциально для него там есть очень полезная информация. Мы сейчас экспериментируем с моделью монетизации: можно не только купить отдельные вебинары или мастер-классы, но оформить клубную подписку. Подписка в зависимости от размера пакета дает доступ к трем, пяти или безлимитному количеству уроков — можно брать отдельные уроки из курсов, а не покупать их целиком.
— Lanote больше про теорию или про практику?
— Про вещи, которым не научат в обычной школе или музыкальном колледже. Вот, допустим, молодой музыкант, вчерашний выпускник. Он учился играть, импровизировать. Но мало того, что при выпуске он не имеет готовой оригинальной концертной программы, — он еще и не знает элементарных для современного профессионала правил: как составить резюме и портфолио, как написать деловое письмо, продумать бренд и визуал, как забить концерт в клубе или организовать гастроли. Никто этого музыканта не поддерживает, он не понимает, что делать дальше. И вот тут появляемся мы с интенсивами, летними школами. Музыкант приходит, общается, знакомится, взаимодействует, играет — сплошной нетворкинг и мотивация. Это очень здорово.
— А что вы предлагаете педагогам по музыке?
— Мы сейчас создаем еще одно юридическое лицо и оформляем дополнительную лицензию, чтобы проводить курсы повышения квалификации для педагогов. Будем развивать эту нишу. Плюс вводим новое направление по академической музыке, тоже для педагогов. В Москве 150 музыкальных школ, и только пятнадцать имеют джазовое отделение. Даже если в школе сто педагогов, хорошо, если десять из них — джазисты. Это очень узкий сегмент. А в академической музыке педагоги по всей стране с нетерпением ждут интересных и профессиональных материалов, обмена опытом, свежей информации. Вообще, кто в России идет преподавать джаз? Прежде всего, это музыканты-исполнители, у которых к образованию лежит душа. Но часто педагоги не оставляют мечты играть на большой сцене, активно гастролируют, не всегда уделяя достаточное количество времени изучению современных методик. У нас хорошие джазовые педагоги выходят из круга студентов сильных преподавателей — Александра Осейчука, Евгения Гречищева. В это же время академические музыканты учатся не только в консерваториях, но и в педагогических вузах. Узнают там, что такое программа, что такое методика, как работать с маленькими детьми. Поэтому неудивительно, что пирамида академической музыки в России гораздо мощнее. Ее фундамент — миллионы человек, которые учатся в музыкальных школах, их родители, педагоги. Все они покупают ноты, ходят на концерты, залы заполняются. Эта индустрия гораздо более уверенно себя чувствует, чем джазовая.
— У тебя есть цель выстроить такую образовательную вертикаль в джазе? Чтобы в Lanote Education можно было с нуля стать джазовым музыкантом или, скажем, пойти к вам после окончания государственной музыкальной школы.
— У нас есть не только онлайн-платформа, но и очная школа музыки, где учатся дети, взрослые и даже профессионалы. Но надо понимать, что это частная школа — не джазовый колледж Гнесинки (ГМУЭДИ), не Академия джаза Игоря Бутмана, не Губернский колледж искусств; «корочку» мы не даем. Lanote про другое: мы даем возможность получить профессиональное по качеству образование вне официальной системы. Например, если ребенок не пошел в музыкальную школу или, наоборот, ушел из нее; если музыкант окончил академическую консерваторию, но хочет так или иначе заниматься джазом. Если у взрослого человека просыпается желание научиться играть с нуля или если педагог, профессиональный музыкант хочет повысить свое мастерство. То есть мы предлагаем уникальный продукт, которого больше ни у кого нет. Глобальной задачи замкнуть на себе весь цикл обучения конкретного музыканта у меня нет. Но развивать образовательную индустрию, конечно, мы намерены. Хочется работать с высшими институтами, чтобы в них появлялись педагогические джазовые кафедры. Сейчас, увы, система джазового образования находится на достаточно невысоком уровне. У нас есть отдельные потрясающие педагоги, гораздо сильнее европейских или американских. Но качественной системы — нет.
— Ты такую систему намерен выстроить?
— Вряд ли я смогу сделать это в одиночку, хотя желание многое изменить, конечно, есть — порой видишь какие-то некачественные образовательные продукты и злишься. Но я понимаю, что силами Lanote невозможно закрыть всё джазовое образование. Есть, например, Академия джаза Игоря Бутмана — каждый год там появляется всё больше сильных педагогов, а образовательный процесс становится всё отточеннее. Студенты на глазах прогрессируют, выигрывают конкурсы. Крепкий фундамент в Ростове-на-Дону — классная школа имени Кима Назаретова, колледж и джазовая кафедра при консерватории. Музыканты оттуда едут дальше учиться в Европу, а не в Москву. Существует большой спектр педагогов и школ, все развиваются по своему направлению. Чем больше будет педагогов в стране, тем лучше.
Мы хотим создавать коммуникацию между разными сегментами музыкальной индустрии.
— Образование, подготовка кадров, повышение квалификации — это всё понятно. Но у Lanote есть и другие активности: ты издаешь учебники и журнал, проводишь выездные интенсивы в других городах. А еще запустил рекорд-лейбл. «Джазист» и сам недавно открыл лейбл, поэтому нам очень интересно: как это случилось?
— Спонтанно. Мой педагог Евгений Гречищев предложил выпустить альбом своих прелюдий, и это пока единственный релиз в каталоге. Мы не намерены делать лейбл главным продуктом, это будет сопутствующий проект. Не думаю, что будем издавать больше двух-трех альбомов в год. Но задумок много. Есть проекты, которые хочется продюсировать, есть музыканты, российские и иностранные, которых хочется завлечь в какие-то коллаборации. Плюс есть мысли издавать произведения для образовательной деятельности — например, сборник этюдов Оскара Питерсона, потому что их качественное исполнение найти трудно.
— Звучит странно. Всё же в стандартном понимании лейбл — это коммерческая структура, которая инвестирует в артиста и запись здесь и сейчас. Нет лейблов, которые издавали бы этюды — эти вещи сосредоточены в методических пособиях.
— Мы с вами подходим к самому главному. Дело в том, что я не бизнесмен. Я музыкант. Я люблю музыку, поэтому в первую очередь думаю об идее, а не о заработке. Если бы я мотивировался только потенциальной прибылью, то, наверное, вообще не начинал большинство проектов, которыми занимаюсь. Вот сейчас мы записали в Клубе Алексея Козлова три концерта: Евгений Лебедев с Алиной Енгибарян, трио Евгения Гречищева и квинтет Николая Ольшанского. В перспективе было бы интересно это всё издать. Принесет ли это деньги? Не знаю. Иногда просто хочется делиться с другими тем, от чего сам без ума.
Тут еще нужно сказать вот о чем. В музыкальном бизнесе много разрозненных направлений, представители которых между собой не сотрудничают. Есть клубы, есть лейблы, есть школы, но все они фактически далеко друг от друга. Как могло бы быть? Клуб организовывает специальные утренние концерты для детей, дает музыкальным школам сто билетов со скидкой. Школы проводят совместные конкурсы, мастер-классы. Лейблы записывают перспективных молодых музыкантов, которые из этих школ выпускаются. Lanote я вижу как центр всей этой деятельности. Мы можем создавать коммуникационную линию между разными сегментами музыкальной индустрии. Мы умеем делать онлайн-платформы, так почему бы не научить этому других? У нас есть музыканты-преподаватели, давайте поможем им выпустить альбом. Мы едем в другой город с интенсивом — значит, можем заодно организовать в нем концерт для наших коллег или артистов лейбла. Эти вещи неразрывны. Ведь наши преподаватели не существуют отдельно в режимах «музыкант» и «педагог», им интересно дать и мастер-класс, и концерт. А мы и то, и другое делаем возможным.
